Семиотический подход

Дзялошинский И. М., Пильгун М.А. Медиатекст: особенности создания и функционирования : учебник. — 2-е издание, исправленное и дополненное. — Издательство Юрайт. — 2019. (Бакалавр и магистр. Академический курс). — ISBN 978-5-534-11621-2.

На современном этапе понятие «текст» превращается в фундаментальное понятие современной семиотики. Выдвигая на первый план такой обязательный для классического вербального текста признак, как способность передавать целостное значение, Ю. М. Лотман пишет: «Понятие «текст» употребляется в специфически семиотическом значении и <…> применяется не только к сообщениям на естественном языке, но и к любому носителю целостного (текстового) значения — обряду, произведению изобразительного искусства или музыкальной пьесе»[1]. По мнению этого ученого, текст — это не только последовательность знаков, хорошо известная из опыта лингвистического изучения текста, которая порой рассматривается как единственно возможная форма текстового существования, но и первоэлемент, базисная единица культуры, при этом сама культура может пониматься как сумма текстов и соотнесенного с ними набора в общей модели культуры.

Существенной особенностью текста, который является базисной единицей культуры, Ю. М. Лотман считает недискретность: такой текст «…не распадается на знаки. Он представляет собой целое и членится не на отдельные знаки, а на дифференциальные признаки. В этом смысле можно обнаружить далеко идущее сходство между первичностью текста в таких современных звукозрительных системах массовой коммуникации, как кино и телевидение, и ролью текста в тех системах, где, как в математической логике, математике и теории формализованных грамматик, под языком понимается некоторое множество текстов. Принципиальное различие между этими двумя случаями первичности текста заключается, однако, в том, что для звукозрительных систем передачи информации и таких более ранних по сравнению с ними систем, как живопись, скульптура, танец (и пантомима), балет, первичным может быть непрерывный текст (все полотно картины или ее фрагмент, в случае если на картине вычленяются отдельные знаки), тогда как в формализованных языках текст всегда может быть представлен как цепочка дискретных символов, задаваемых в качестве элементов исходного алфавита (набора или словаря)»[2] [3].

Итак, любая знаковая структура с точки зрения семиотики может быть рассмотрена в качестве текста, если эта структура обладает целостным значением и целостной функцией.

По сей день достаточно ценными для нас являются семиотические разработки мыслителей начала XX в. Ч. Пирса и Ф. де Соссюра, которые одними из первых исследовали природу языка. Примечательно, что генезис семиотики как самостоятельной научной дисциплины (на пересечении структурной лингвистики, кибернетики и теории информации) хронологически совпал с интенсивным развитием средств массовой коммуникации (в особенности печати, радио, кино и телевидения). 50-е и последующие годы XX в. ознаменовались популяризацией серьезных научных трудов о знаковых системах культуры, которые принадлежат перу иностранных и отечественных исследователей: Р. Арнхейму, А. Базену, Р. Барту, М. Бахтину, В. Библеру, Ж. Бодрийяру, Л. Выготскому, А. Греймасу, К. Леви-Строссу, Я. Линцбаху, Ю. Лотману, Ю. Кристевой, Ж. Пиаже, Ю. Тынянову, У. Эко, Р. Якобсону, М. Ямпольскому и др. Весьма принципиальна для современных журналистики и культурологии та методология, которую разработали указанные авторы, поскольку она вполне применима и для системного анализа медиакультуры.

С позиций информационно-семиотического анализа «всякая система, служащая целям коммуникации, может быть определена как язык».

Ключевыми элементами, «первокирпичиками» любой знаковой системы являются знаки и символы. Представители современного социально-философского дискурса определяют знак как «предмет, служащий замещению и представлению другого предмета (свойства или отношения) и используемый для хранения, переработки и передачи сообщения. Знак является интерсубъективным посредником, структурным медиатором в обществе»[4] [5]. При этом необходимо помнить о следующей закономерности: для того чтобы знаковая система полноценно функционировала, в ее структуре должен быть правильно организован код, то есть «обозначение совокупности правил или ограничений, обеспечивающих деятельность. Код должен быть понятным для всех участников коммуникативного процесса и поэтому носить конвенционный характер»[6].

Диалектику знака и символа на протяжении только двух недавних столетий анализировали различные адепты, теоретики и практики культуры, представители всевозможных подходов, и для того чтобы не заплутать в этих лабиринтах многочисленных трактовок и версификаций, мы остановимся на наиболее существенных, с нашей точки зрения, разграничительных признаках.

Знак — это такое изображение или образ, структура, которые непосредственно указывают на тот или иной объект природной, социальной или внутренней, психологической реальности; символ же обладает гораздо более абстрагированной природой и не всегда вообще бывает тем или иным образом опредмечен. Знак, как правило, односложен; символ — полисемичен, многозначен. Творцы знаков изначально пытаются сузить область их применения, определить контуры таковых и ограничить количество их толкований (как правильных, так и предполагаемых неверных); генерация же символов предполагает гораздо большую свободу в интерпретациях со стороны реципиентов и временами даже намеренно провоцирует на большое количество таковых[7]. Не случайно мы говорим именно о знаках дорожного движения (например, сотрудникам ДПС абсолютно неинтересны творческие версии вйдения изображений на общедоступных щитках), но при этом рассуждаем параллельно о брачных кольцах как символах бесконечности любви супругов.

Если знак в большинстве случаев является узкоконструктивным, технологическим (в том числе с целью манипуляций массовым сознанием) элементом современной медиакультуры, то символ реализует более широкий спектр задач, в которые могут входить и реанимация опыта различных национальных и прочих культурных традиций, и маркирование конкретного социокультурного пространства, которое признается авторами того или иного произведения приоритетным для раскрытия базисных сюжетных линий, и организация художественных решений.

С самого начала следует отметить, что культурная эволюция человечества обусловила тот факт, что ни один из вновь сгенерированных знаков не развивался долгое время в отрыве, изолированности от развития других знаков. Исходя из этого современные исследователи медиакультуры предпочитают рассуждать именно о знаковых системах. Среди последних выделяются письменные, аудиальные, визуальные и аудиовизуальные. Разумеется, каждая из них обладает определенными специфическими свойствами, отличающими ее от всех остальных.

Однако в любом случае первоосновой любого вида медиакультуры является письмо, систематизированная запись знаков естественного языка, вербальной речи. Формирование знаковых систем записи, изобретение и развитие письменности — это по сути дела одно из величайших достижений человеческой мысли и культуры в целом. Именно данный факт в первую очередь дал человечеству возможность преодолеть примитивное полуживотное состояние, подготовил фундаментальную почву для последующего генезиса искусства, сферы права, науки, техники и т. д.

Исследователи знаковых оснований коммуникации проводят определенную грань между гомогенными медийными сообщениями и теми, которые базируются на формировании комбинаций, то есть объединении элементов различных знаковых систем. Письменность выступает в социокультурных коммуникациях как принципиально важный способ транслирования речи из одной среды в другую. Каждый текст образует собой определенную последовательность словесно выраженных знаков, из которых и складывается конкретное информационное сообщение. В актуализации художественного текста, с точки зрения Ю. М. Лотмана, следует выделять пять основных функций:

1) сообщение определенным образом направляется от носителя информации (субъекта) к объекту;

2) коллективная память выражает способность к непрерывному обновлению, пополнению;

3) читатель может общаться сам с собой (тем самым текст проявляет определенные субъективно-личностные стороны);

4) текст становится собеседником;

5) создается общение между текстом и культурным контекстом[8] [9].

Весьма характерным свойством письменного языка является то, что он имеет тенденцию к развитию собственных структурных свойств. Именно данное обстоятельство дало возможность исследовательнице Ю. Кристевой словно заглянуть по ту сторону языка, выявить особенности довербального уровня существования субъекта, где безраздельно доминирует бессознательное. Одна из позиций данного автора сводится к тому, что структуру текста необходимо дифференцировать, обозначить символические границы между «генотекстом» и «фенотекстом», которые коррелируют друг с другом как поверхность и глубина, как совокупность символов и емкая лаконичная формула. Иначе говоря, генотекст — это процесс (означивания, структурирования информации и т. д.), а фенотекст — это уже сама структура, которая подчиняется определенным правилам коммуникации и предполагает актуализацию как субъекта того или иного высказывания, так и его адресата1. Что касается многообразных типов взаимоотношений между означающим (воспринимаемым) и означаемым (подразумеваемым), то они все еще остаются обязательным исходным пунктом любой современной классификации знаково-символических структур.

[1] Лотман Ю. М. Семиосфера. СПБ. : Искусство, 2000.

[2] Прекрасный анализ семиотического подхода представлен в кн. : Мечков-ская Н. Б. Семиотика. Язык. Природа. Культура. М. Академия, 2007.

[3] Лотман Ю. М. Семиосфера. С. 508.

[4] Лотман Ю. М. Книга 6. Об искусстве (Структура художественного текста. Семиотика кино и проблемы киноэстетики. Статьи, заметки, выступления). СПб. : Искусство,1994. С. 19.

[5] Социальная философия. М. : Академический Проект, 2003. С. 147.

[6] Там же. С. 206.

[7] Гуреев М. В. Структура современного культурологического знания. Фундаментальные основания Культуры // Культурное обозрение. Информационно-аналитическийсборник. Великий Новгород. 2013. № 5. С. 46—51.

[8] Кириллова Н. Б. Медиакультура. Теория, история, практика. М. : АкадемическийПроект, 2008.