Дискурсивный подход

Дзялошинский И. М., Пильгун М.А. Медиатекст: особенности создания и функционирования : учебник. — 2-е издание, исправленное и дополненное. —
Издательство Юрайт. — 2019. (Бакалавр и магистр. Академический курс). — ISBN 978-5-534-11621-2.

В современной науке текст в большинстве случаев рассматривается как частный аспект более широкого явления — дискурса, и исследуется дисциплиной, именуемой дискурсивным анализом[1].

Понятием «дискурс» (фр. discours, англ, discourse, лат. discursus — бегание взад-вперед; движение, круговорот; беседа, разговор) обозначается процесс языковой деятельности; способ говорения. Более широкое определение трактует дискурс как связный текст в совокупности с экстралингвистическимими — прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами; текст, взятый в событийном аспекте; речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмов их сознания (когнитивных процессах). Дискурс — это речь, «погруженная в жизнь». Поэтому термин «дискурс», в отличие от термина «текст», не применяется к древним и другим текстам, связи которых с живой жизнью не восстанавливаются непосредственно.

Развернутое и многоаспектное определение понятия «дискурс» дает Н. Д. Арутюнова: «дискурс может быть охарактеризован как: 1) связный текст в совокупности с экстралингвистическими — прагматическими, социокультурными, психологическими и другими факторами; 2) текст, взятый в событийном аспекте; 3) речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах)… в отличие от термина «текст» не применяется к древним и др. текстам, связи которых с живой жизнью не восстанавливаются непосредственно»1.

Среди ученых, внесших весомый вклад в развитие дискурсивноаналитических исследований массовых коммуникаций и разработку их методики, прежде всего следует назвать Т. ван Дейка (изучение медиадискурса расизма и «элит-дискурса» — elite-discourse — на материале британской прессы), Дж. Оруэлла (исследование языка правящей политической элиты в материалах медиа), Умберто Эко (анализ повествовательной структуры кинофильмов на примере сериала о Бонде), Д. Мейнарда (комплексное психолингвистическое исследование восприятия языка медиасообщений) и др. Среди современных отечественных авторов, кроме названных выше, можно также отметить И. Г. Яса- веева (особенности конструирования дискурса социальных проблем в средствах массовой коммуникации), Е. Р. Ярскую-Смирнову (дискурс инвалидности и женского терроризма в материалах медиа), И. Н. Тартаковскую (гендерный аспект современного медиадискурса печатных СМИ), Н. Смирнову (медиадискурс проблемы наркомании в региональной прессе) и др.[2] [3] [4] Таким образом в сфере массовой коммуникации дискурсивный анализ применяется чаще всего в связи с исследованием социальной реальности, сконструированной посредством коммуникативных процессов1.

Согласно Дж. Оруэллу, в исследовании дискурса, с методологической точки зрения, следует уделять особое внимание отдельным доминантным приемам, которые представляют собой основу текстообразо- вания. Таким образом, основная задача, которую необходимо решить при дискурсивном анализе текстов, — понять замысел текста, то есть тот набор идей и представлений, с помощью которого автор (журналист) транслирует, объясняет и даже формирует реальность (используя возможности и средства медиа).

При этом в дискурс, который подлежит анализу, включаются не только те идеи, которые автор представляет открыто, но и те идеи и представления, из которых автор исходит в своих суждениях. Единицей анализа также может быть некая интенция, присущая каждому тексту, которая представляет собой общую установку, направленность текста на реализацию определенного результата (например, для PR-текста это, в первую очередь, формирование позитивного имиджа субъекта PR-коммуникации).

Развивая идеи Оруэлла, Т. ван Дейк разрабатывает последовательность и содержание этапов дискурсивного анализа материалов массовой коммуникации. Методика дискурсивного анализа медиатекстов, изложенная Т. ван Дейком, повлияла на многие структурно-семантические исследования материалов медиа. Остановимся подробнее на предлагаемой Т. ван Дейком[5] [6] [7] последовательной схеме дискурсивного анализа газетных публикаций (новостей).

Один из наиболее важных моментов исследования семантики текста — анализ внутренних связей текста как в собственно логическом, так и семантико-синтаксическом аспекте. В качестве главного структурно-логического фактора внутренней взаимосвязи медиатекста рассматривается соотношение макроструктуры и фактологической информации посредством согласования таких категорий, как время, условие, причина, следствие, обстоятельство.

Утверждения в медиадискурсе могут быть также связаны функционально, например, посредством функций спецификации, парафраза, контраста, примера. Т. ван Дейк отмечает, что утверждения в новостных публикациях часто связаны посредством спецификации: более специфические утверждения следуют за более общими в целях дальнейшей детализации.

Как считает Т. ван Дейк, большое значение для дискурс-анализа медиатекста имеет его семантическая целостность, основанная на идейно-тематическом единстве. Темы концептуально суммируют текст и его основную информацию.

К сказанному выше стоит добавить, что исследуемый термин приобретает различные интерпретации в рамках национальных научных школ. Основу теории французской школы анализа дискурса создал М. Фуко, для которого дискурс есть результат дискурсивных практик, инстанция производства знания. «Теория французской школы дискурса прямо и косвенно анализирует также вопросы речевого коммуникативного действия с позиции реципиента и тем самым входит в сферу герменевтики и теории интерпретаций»1. В немецкоязычном словоупотреблении «дискурс — диалог, ведущийся с помощью аргументов». Основное допущение теории дискурса, развиваемое Ю. Хабермасом, состоит в том, что «нормативное содержание человеческих высказываний и действий обосновывается рационально, как рациональное решение спорных вопросов через формальную процедуру аргументации»[8] [9]. В англоязычном научном сообществе приоритетным направлением теории дискурса является изучение прагматического использования языка как инструмента репрезентации социальных практик (порядка дискурса) и мобилизации социальных действий: «Распределительный анализ в рамках изучения одного дискурса в данный момент времени предоставляет информацию о конкретных взаимосвязях между языком и поведением»[10].

В работе «Теория дискурса в европейской политике» Д. Ховарт и Ж. Торфинг выделяют три основные «поколения, или традиции» развития дискурсивной теории[11].

К первому поколению исследователи относят социолингвистику (Downes), контент-анализ (Holsti), конверсационный анализ (Sacks, Schegloff, Jefferson, Sinclair, Coulthard; Atkinson, Heritage), дискурсивную психологию (Labov, Potter, Wetherell), критическую лингвистику (Fowler, Hodge, Kress, Trew, Pecheux)[12]. Вслед за концепцией M. Фуко[13]

Второе поколение теории дискурса — критический дискурсивный анализ — расширяет научный объект до изучения набора социальных практик (речь, письменность, образы, жесты), используемых акторами социального взаимодействия для производства и интерпретации значений (Wodak, Meyer, Chouliaraki, Fairclough, Toolan, van Dijk).

Третье поколение дискурсивной теории охватывает уже в качестве объекта все общественные феномены, которые дискурсивны по своей природе, так как их значения зависят от децентрализованной системы правил и различий (Derrida). Пост-структуралисты (Барт, Kristeva, Lacan) описывают дискурс в качестве относительной системы значимых практик, которые производятся историческими и политическими интервенциями. Понятие языковых игр в рамках постаналитической философии Л. Витгенштейна предлагают неопрагматики (Rorty)[14] [15]. Понятие коммуникативной власти в рамках системной теории рассматривает Н. Луман[16]. Британские теоретики Э. Лакло и Ш. Муфф[17] наблюдают действие (рефлексию) актора по репродуцированию и трансформации мира.

Несмотря на то что дискурсивный подход нашел широкое использование в политической науке и социологии, его нельзя назвать ведущим направлением (mainstream) современной науки. Прежде чем дискурсивная теория сможет приобрести статус новой современной парадигмы социальных наук, ей необходимо, по мнению Д. Ховарта и Ж. Тор- финга, решить следующие задачи[18]:

  • • продемонстрировать аналитическую ценность в эмпирических исследованиях, не ограничиваясь простой иллюстрацией аргументов и концепций;
  • • определиться с объектно-предметной областью — сосредоточить внимание на конкретных проблемных областях социальной и политической науки (не только на таких обобщенных темах, как гендерные и этнические отношения, общественные движения);
  • • определиться с методом и стратегией исследования (в том числе с методикой сбора, отбора и непосредственно анализа текстовых данных) для подтверждения валидности его результатов.

В программной работе «Гегемония и стратегия социалистов: к радикальной демократической политике» Э. Лакло и Ш. Муфф вводят базовые понятия предлагаемой ими теории дискурса. Они называют артикуляцией любое действие, устанавливающее отношение среди элементов так, что идентичность знаков изменяется в результате артикуляционной практики. Все структурное единство, появившееся в результате артикуляционной практики, они называют дискурсом, а позиции, в которых знак приобретает отличия, ясно сформулированные в пределах дискурса, — моментами. В противоположность моменту они называют элементом любое отличие, которое устанавливается не дискурсивно. Дискурсы, которые устанавливаются так прочно, что об их изменчивости забыли, называются объективными в теории дискурса. Объективность — исторический результат политических процессов; это — осадочный дискурс. Все знаки в дискурсе являются моментами. Они узлы в «рыболовной сети», их значения фиксируются посредством отличий друг от друга (отличительные позиции). Дискурс сформирован частичной фиксацией значений вокруг некоторых узловых точек — привилегированных знаков, вокруг которых упорядочиваются и приобретают свое значение другие знаки. Это достигается за счет исключения всех других возможных значений знака. Таким образом, дискурс — сокращение возможностей. Это попытка остановить незаметное «скольжение» знаков по отношению друг к другу и, следовательно, попытка создать единую систему значений. Все возможности, которые исключает дискурс, Э. Лакло и Ш. Муфф называют областью дискурсивности[19] [20].

Согласно теории Н. Фэрклоу[21], существует два измерения дискурса или два уровня обусловленности дискурса: ситуативный (синхронический) в рамках коммуникативного события и системный (диахронический) в рамках порядка дискурса. Ситуативный уровень предусматривает влияние на дискурсивные практики специфических факторов их реализации в данном пространственно-временном континууме. Для рассмотрения данного уровня обусловленности дискурса логично использовать предложенную Т. А. ван Дейком «модель ситуаций», в которую включим фактор ситуации и конситуации. Т. А. ван Дейк исходит из тезиса, что «мы понимаем текст, только если мы понимаем ситуацию, о которой идет речь, то есть если у нас есть модель этого текста»[22]. Модели ситуаций необходимы нам в качестве основы интерпретации текста.

Понятие конситуации предполагает воздействие на дискурсивную практику различных экстралингвистических параметров, которые не входят в предметные рамки изучения дискурса как вербального феномена, но которые полностью исключить невозможно[23]. Системный уровень обусловленности дискурса предполагает рассмотрение понятия «порядок дискурса», которое включает связь социальных практик в лингвистическом аспекте, правила социальной организации и контроль лингвистических изменений1. Понятие порядка дискурсов позволяет нам структурировать дискурсивное пространство на основании областей/института использования и производства какого-либо дискурса. Так, некоторые исследователи[24] [25] дифференцируют дискурс на следующие типы: педагогический, управленческий, медицинский, юридический, научный, художественный, политический, религиозный, бытовой, деловой и др.[26] Системный уровень обусловленности дискурса включает диахронические элементы (условия порождения, исторический контекст, пресуппозиции, ценностно-нормативную систему, принятые институты и регламенты), которые формируют объективный, или «осадочный дискурс» (в терминологии Э. Лакло и Ш. Муфф).

На инструментальном уровне дискурс может включать анализ целого комплекса когнитивных схем, концептуальных высказываний, риторических стратегий, картин и образов, символических действий (ритуалов) и структур (архетипов) и др. Все эти объекты анализируются с одной-единственной целью — «выявить их способность создавать и изменять значения для обеспечения гомогенной репрезентации социального пространства»[27]. Поэтому для понимания феномена дискурса необходимо рассматривать его как единство лингвистической формы в семантическом аспекте и социального действия в прагматическом аспекте.

Дискурс не является изолированной текстовой или диалогической структурой. Хотя информационным носителем дискурсивных практик является текст, это сложный коммуникативный феномен, «включающий социальный контекст, позволяющий получить представление как об участниках коммуникации и их характеристиках, так и о процессах производства и восприятия сообщения»[28].

Исследователи (П. Серио, Т. ван Дейк, Э. Лакло, Ш. Муфф, Н. Фэр- клоу, Л. Чоулиараки) отмечают двойственность феномена дискурса, характеризующегося одновременно такими противоположными категориями, как статичность — динамичность, ситуативность — историчность, демократичность — авторитарность, диалогичность — монологичность, плюрализм — гегемония. В отечественной практике широко распространенно противопоставление дискурса и текста по ряду критериев: функциональность — структурность, процесс — продукт, динамичность — статичность и актуальность — виртуальность. Соответственно, различаются структурный текст-как-продукт и функциональный дискурс-как-процесс1. Интерактивную природу дискурса- как-процесса подчеркивает триада его ключевых свойств: интерсубъективность — интертекстуальность — интердискурсивность.

Носителями и создателями дискурсивного пространства являются не столько отдельные индивиды, сколько институты, так как они являются основными акторами прецедентных событий, в ходе которых порождаются, изменяются, используются значения каких-либо категорий. Существуют специальные виды общения и, соответственно, специальные тексты, например: правила, шутки, различные истории, известные и понятные только членам данного института, часто повторяемые и служащие для поддержания status quo[29] [30].

Регламенты и институты обусловливают относительную статичность и монологичность дискурсивного пространства (временное фиксирование значений в «моментах» в терминологии Э. Лакло и Ш. Муфф). Следовательно, оно исторично, поскольку создает традицию и оказывает влияние на происходящие события[31]. Историчность дискурса заключается и в том, что он закрепляет в ключевых словах и выражениях прецедентные события и высказывания конкретной исторической эпохи. Р. Барт писал: «Любой текст — это интертекст: на различных уровнях, в более или менее опознаваемой форме, в нем присутствуют другие тексты — тексты предшествующей культуры и тексты культуры окружающей; любой текст — это ткань, сотканная из побывавших в употреблении цитат»[32]. Ученица Р. Барта Ю. Кристева предложила термин «интертекстуальность» для обозначения особого метода прочтения любого текста как составной части широкого контекста культуры[33].

Но постоянное развитие социальных систем ведет к изменению и дискурсивных практик (в результате согласования или оспаривания новые «элементы» становятся «моментами», в терминологии Э. Лакло и Ш. Муфф), что демонстрирует динамичность изучаемого феномена. Он всегда находится в конфликте с другими дискурсами, претендующими на то, чтобы определять действительность по-другому и устанавливать принципы социальной практики. Поэтому дискурс предполагает актуализацию и артикуляцию конкретного значения, обусловленного моделью ситуации, что делает дискурс ситуативным.

Условие последовательного изменения дискурсивного пространства в соответствии с изменяющимися социальными практиками делает дискурс плюралистичным, а возможность выбора из области дискурсивности актуальных значений элементов — демократичным. «Когда различные дискурсы… артикулируются вместе в одном коммуникативном событии, возникает интердискурсивность. Творческие дискурсивные практики, в которых дискурсы различных видов комбинируются новыми и сложными способами в новые «интердискурсивные комбинации» являются не только знаком, но и движущей силой в дискурсивном и социально-культурном изменении. С другой стороны, дискурсивные практики, в которых дискурсы скомбинированы определенными общепринятыми способами, не только являются показателями стабильности, но и поддерживают установленный порядок дискурса и, соответственно, социальный порядок»1. Согласно теории Э. Лакло и Ш. Муфф, субъект может быть позиционирован одновременно конфликтующими дискурсами. Значит, он имеет возможность выбирать один дискурс из них в один конкретный момент времени. Его выбор часто определяется гегемонией, присущей дискурсу как общественному феномену. Так постулируется авторитарность дискурсивного пространства. В рамках концепции Э. Лакло и Ш. Муфф антагонизм проявляется там, где сталкиваются дискурсы. Антагонизм может быть разрешен посредством гегемонии. Базовое допущение концепции А. Грамши (которая применима к понятию дискурса) предполагает, что человек подчиняется не только силе/насилию, но и разделяемым им идеям[34] [35].

[1] Harris Z. S. Structural linguistics. Chicago, 1951; Богранд P.-А. Введение в лингвистику текста / P.-А. де Богранд, В. У. Дресслер. М. : Наука, 1981; Дресслер В. Синтаксис

[2] текста; Шенк Р. Обработка концептуальной информации. М., 1980.

[3] Арутюнова Н. Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. М.,1990. С. 136—137.

[4] Ясавеев И. Г. Конструирование социальных проблем средствами массовой коммуникации. Казань, 2004; Ярская-Смирнова Е. Р. Социокультурный анализ нетипично-сти. Саратов, 1997; Ее же. Репрезентации женщин-террористок: дискурсивные моделиСМИ // Научные проблемы национальной безопасности. Саратов, 2003; Тартаков-ская И. Н. Мужчины и женщины в легитимном дискурсе // Гендерные исследования.

[5] 2000. № 4; Смирнова Н. Паника или знание? Конструирование проблемы роста потребления наркотиков среди подростков и молодежи в местной прессе // Герои нашеговремени. Социологические очерки. Ульяновск, 2000.

[6] Зенкова А. Ю. Дискурсивный анализ массовой коммуникации: проблемы саморе-презентации общества : дис. … канд. филос. наук. Екатеринбург, 2000. С. 87.

[7] Дейк ван Т. Расизм и язык (Elite Discourse and Racism). M., 1989.

[8] Юдина Т В. Теория общественно-политической речи. М.: Изд-во Моек, ун-та, 2001.С. 46.

[9] Современная западная философия : словарь. М. : ТОН-Остожье, 1998. С. 138.

[10] Harris Z. S. Discourse Analysis // Language. 1952. Vol. 28. № 1. C. 3.

[11] Discourse Theory and European Politics. Identity, Policy and Governance // D. Howarth(Ed.), J. Torfing. N. Y. : Palgrave Macmillan, 2005. P. 6—8.

[12] Cm. : Downes W. Language and Society; Holsti O. R. Content Analysis for the SocialSciences and Humanities; Sacks H., Schegloff E. A., Jefferson G. A. Simplest Systematics forthe Organisation of Turn-Taking for Conversation; Sinclair J. McH., Coulthard M. Towardsan Analysis of Discourse; Atkinson J. M., Heritage J. Structures of Social Action: Studiesin Conversation Analysis; Labov W. Sociolinguistic Patterns; Potter J., Wetherell M. Discourseand Social Psychology: Beyond Attitudes and Behaviour; Fowler W. Language and Control /W. Fowler [et al.]; Pecheux M. Analyse automatique du discours.

[13] Фуко M. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб. : A-cad, 1994; Егоже. Археология знания. СПб. : Гуманитарная Академия ; Университетская книга, 2004.

[14] См. : Wodak R., Meyer М. Methods of Critical Discourse Analysis; Chouliaraki L.,Fairclough N. Discourse in Late Modernity: Rethinking Critical Discourse Analysis; ToolanM. Critical Discourse Analysis: Critical Concepts in Linguistics; Van Dijk T. A. Discourse andPower.

[15] Cm. : Derrida J. Of Grammatology. Baltimore: Johns Hopkins Univ. Press, 1998; KristevaJ. Semeiotike: recherches pour une semanalyse; Lacan J. The Function and Field of Speech andLanguage in Psychoanalysis; Rorty R. McK. Contingency, irony, and solidarity.

[16] Луман H. Власть. M. : Праксис, 2001; Его же. Социальные системы. Очерк общейтеории. СПб. : Наука, 2007.

[17] Laclau Е., Mouffe С. Hegemony and Socialist Strategy: Towards a Radical DemocraticPolitics. London: Verso, 1985.

[18] Discourse Theory and European Politics. Identity, Policy and Governance. P. 25.

[19] Цит. по: Laclau Е., Mouffe С. Hegemony and Socialist Strategy. P 105.

[20] Цит. по: Йоргенсен М. В., Филлипс Л. Дж. Дискурс-анализ. Теория и метод. Харьков :Гуманитарный центр, 2004. С. 50—51, 6А—65.

[21] Fairclough N. Analyzing Discourse. Textual Analysis for Social Research. London; N. Y. :Routledge Taylor & Francis Group, 2003.

[22] Ван Дейк T. А. Контексты и познание. Фреймы знаний и пониманий речевых актов.С. 12—40; Его же. Язык. Познание. Коммуникация. С. 82.

[23] Красньис В. В. Свой среди чужих: миф или реальность? М. : Гнозис, 2003. С. 84.

[24] Fairclough N. Analyzing Discourse. Р. 24.

[25] См. : Олянич А. В. Презентационная теория дискурса. М. : Гнозис, 2007.

[26] Для западных исследователей характерна дифференциация дискурсивного пространства по тематике предметно-объектной области: европейская интеграция и безопасность (О. Woever); проблемы идентификации (Y. Stavrakakis, Р. Kratochvil); этническая и расовая дискриминация (Т. Dijk, R. Wodak, V. Mottier, A. Zevett); медиа-дискурс(L. Chouliaraki); защита и соблюдение естественных прав человека (, А. М. Clohesy); дискурс о труде и трудовых отношениях (О. Reyes); охрана окружающей среды (J. S. Dryzek,М. A. Hajer); гендерное неравенство и феминистический дискурс (J. Baxter, Е. Peel); дискурс в образовательном процессе и академической среде (J. A. Foley, L. Chouliaraki) и др.

[27] Discourse Theory and European Politics. Identity, Policy and Governance. P. 14.

[28] Ван Дейк T А. Контексты и познание. С. 12—40; Его же. Язык. Познание. Коммуникация. С. 113, 122.

[29] Макаров М. Л. Основы теории дискурса. М. : Гнозис, 2003. С. 88—89.

[30] ВодакР. Язык. Дискурс. Политика. Волгоград : ВГПУ, 1997. С. 5.

[31] Пульчинеллы Орланди Э. К вопросу о методе и объекте анализа дискурса // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М. : Прогресс, 1999. С. 208.

[32] Цит. по: Пъеге-Гро Н. Введение в теорию интертекстуальности. М. : ЛКИ, 2008.С 53.

[33] Черных А. И. Социология массовых коммуникаций. М. : ГУ-ВШЭ, 2008. С. 41.

[34] Йоргенсен М. В., Филлипс Л. Дж. Дискурс-анализ. Теория и метод. С. 118.

[35] Bates Т. R. Gramsci and the Theory of Hegemony // Journal of the History of Ideas.1975. Vol. 36. No. 2. P. 351.